Понятно, что для каждого автора первая его работа, выходящая в свет, имеет огромное значение в плане счастливого события. Но, если рассматривать сей факт объективно, то продукция такой категории всё же представляется не более, как заявочная.

  Вообще-то, стоит заметить, что преимущественно поэзией склонен заниматься тот, кто в силу ряда причин не сумел избежать неудач в личной жизни. Оттого читать и воспринимать стихи лирического направления всегда тяжело из-за некого отталкивающего фактора. Яснее выражаясь, чужая чувственная откровенность имеет способность раздражать, потому что люди лирику нередко понимают как приукрашенное больное нытьё или докучливый зуд. И замечательными получаются стихи, если автор учитывает не свою претенциозную блажь, а корректность в образном отображении собственных чувств; и мало того, если автору ещё удаётся избежать примитивности, подражательства и заумной паутины, то такая лирика сама собой становится великой и в полной мере может считаться оригинальной, созидательной и достойной серьёзного внимания.

  Я не стану утверждать, что являюсь фанатом Оксаны Ряховской, и я даже не знаю, не осведомлён о её последующих работах, но в эту самую её первую книжку я отчего-то заглядываю, раз от разу, и по сей день.

  Здесь 62 стихотворения, которые разделены на четыре тематические части: «Свет в тени» - 27, «Лица любви» - 17, «Зарисовки с натуры» - 9 и «Стиши» - 9. При этом общее заглавие сборника «РАССЫПАННЫЕ СТРАНИЦЫ», судя по всему, следует понимать, как честное признание в том, что все эти стихи были отобраны из всего ранее написанного и специально группировались на предмет комплектования для публикации.

  Итак, небольшого формата экземпляр состоит из 80 страниц – очень гладкая бумага с розоватым отливом, офсетная печать, тираж – 100, печатных листов – 3,5. Год издания - 2003.

  Я смотрю на строки из первой части, текст под названием «Кто мы?» (Да, действительно, кто "вы”? Или мы. Ладно, да какая разница – мы, вы…)

Грядёт пора метаморфоз: (Метаморфоз каких?)

Всё стало зыбко, нервно, хрупко… (Всё? Что всё?)

И нам зачтутся все поступки, (Зачтутся кем? И точно ли зачтутся?)

Под строгим светом новых звёзд. (Строгий свет – это ещё что такое? А новые звёзды? – тут уж прямо так и распирает от восклицания: "Ну, мать, ты и выдаёшь! Это сильно, по максимуму!”.)

  Женский душевный перебор личных чувств сопровождает каждое взятое стихотворение первой части. В то же время тихий полёт чтения каким-то образом увлекает. Но в текстах здесь столько отчаяния, столько печального настроения, что невольно начинаешь буквально вступаться за своё читательское ободрение, нещадно противопоставляясь авторским посылам. Таким образом, напрашивается мыслительный поединок. Более менее, ясно одно: тексты часто не отпускают от себя своей искренностью. (Явление странное. По большому счёту, подобное со мною происходит, пожалуй, в отношении Лермонтова, Есенина, а если упомянуть кого-то из современных, то это – Денис Новиков, Мария Максимова, Сергей Артуганов.)

Кверху лапами на стульях спят коты.

Их завидное чутьё не слышит зла.

Для чего же я ищу святой воды,

И зачем из церкви свечки принесла?

Крепнет смутное видение беды.

Это нервы, говорят мне, отдохни!

Почему же чёрной копоти следы

Замарали свечек чистые огни?!

(Отрывок из стихотворения «Дурные предчувствия».)

  Вторая часть сразу же начинается с лихвой перекрученной строчкой: "Звенит невыплаканный крик…” Впрочем, в этом же первом стихе находится самый любимый мой двойной фрагмент:

Какую маску мне надеть,

В какое платье обрядиться,

Чтоб равнодушно замереть

На перевёрнутой странице?

(Просто замечательно!)

  И далее:

Смешно и глупо. Никого

Спина прямая не обманет;

Стираю слёзы рукавом,

Забыв, что есть платок в кармане.

А когда рассмеюсь – вы не верьте! (Хорошо-хорошо, не будем верить, коль Вы так уж настаиваете.)

Это так я стыдливо плачу. (Право же, сударыня, не угодно ли успокоиться?)

Ты за пыль и за боль не в ответе, (Да-да, знаем-знаем, все мы в ответе лишь за тех, кого приручили.)

  Касательно двух остальных частей, то там подобраны стихотворения по ходу традиционного заполнения для заданного объёма книги. В сущности, все они схожи между собою, как разнолетние усидчивые занятия автора сочинительством с поиском приемлимой тематики, ритма и формы изложения.

ОДНОКЛАССНИК

Глаза в глаза – не узнаю:

Ленивый взгляд, хмельком набрякший,

Как две изюминки из каши

Третьеразрядного меню.

В моей руке твоя – как ласт,

Безвольный, мягкий и нелепый –

Такая фантик вместо хлеба

Слепому нищему подаст.

Твой вялый рот простой дырой

На пухлом личике проколот.

И неприятный веет холод

От серой формы с кобурой.

Как хорошо, что в этот банк

Мне заходить совсем не нужно,

Где стражем высится наружным